Он из тех немногих персонажей, кого в белорусском гандболе относят к разряду живых легенд. Это дань олимпийскому золоту Барселоны и пяти Кубкам чемпионов в составах трех клубов.
Титул же чемпиона СССР в составе звездного минского СКА Михаил Якимович выиграл дважды — на излете советской эпохи в конце 80-х. А практически все 90-е провел в Испании, выступая за мощные «Теку» и «Сан Антонио». От испанского гражданства грозный бомбардир отказался и даже в самые непростые времена не отказывался прийти на помощь сборной Беларуси.
Завершив карьеру в 2004-м, от большого спорта Якимович дистанцировался. Его имя мелькает в прессе нечасто. Но вот мемуарное общение получилось настолько основательным, что публикацию интервью с легендарным полусредним мы решили разделить на две части. Уж больно не хотелось прореживать череду занимательных окологандбольных историй и баек, каких в памяти нашего героя — на добрую книгу.
— Как поживаете, Михаил Иванович? Давно о вас не слышали.
— Живу в белорусском Борисове. Занимаюсь в основном воспитанием внучки — родилась год назад. Перед этим сотрудничал с федерацией гандбола. Но решил, что лучше сосредоточиться на семье.
— Последнее, что довелось про вас слышать, — это история, связанная с бизнесом по поставкам кофе.
— Мой кофейный бизнес уже завершился. Хотя начинался он неплохо. Сначала собирался заняться с другом поставками оливок, а с кофе как-то само собой вышло. Познакомился с почетным консулом Беларуси в Испании Альфонсо Хурадо Месой, который вместе с братьями держит в Аликанте кофейную фабрику. Хороший мужик.
Мы побывали в «Евроопте» (белорусская частная сеть продовольственных магазинов) и предложили поставлять туда кофе. У нас попросили грузовик с пробной партией, и с этого все началось. За три года продали немало. А потом белорусские партнеры предложили за наш кофе совсем уж смехотворную цену, мы не нее на согласились, и на этом все закончилось. Но это уже давно было — года три-четыре назад.
— Сейчас у вас есть свое дело?
— Есть. Но главный бизнес все же — это воспитание внучки.
— Бываете в родном Слуцке?
— Последние четыре года приходится ездить туда довольно часто — заболел брат. К сожалению, недавно он умер. На родине у меня осталась мама…
— Между городом вашего детства и современным Слуцком велика разница?
— Естественно. Город растет и развивается. С тем, что было в девяностых, вообще не сравнить. Когда приехал в Слуцк после испанской отлучки, увидел, что районы, считавшиеся раньше окраиной, стали центром.
Кстати, такое же ощущение было у меня и в испанском Сантандере. Когда наведался туда после выступлений в Памплоне, некоторые районы попросту не узнал — настолько они изменились и разрослись.
— Слышал, что к спорту вы приобщились, увлекшись футболом…
— Первым моим видом была вообще легкая атлетика. После второго класса я бегал и толкал ядро. Но через три месяца переключился на гандбол в школьной секции. А в футбол мы играли летом — на каникулах. Продолжалось подобное до пятого класса, пока я не перешел в гандбольную ДЮСШ — к Давиду Ильичу Резникову.
Этот тренер — Миронович слуцкого гандбола! Игрой он был одержим. Его стараниями я и попал в Минск. Неудобным фактором был мой возраст. Я родился в декабре 1967-го, а основы всех команд составляли ребята четных годов рождения. Поэтому долго болтался где-то между командами 66-го и 68-го.
А потом Резников написал письмо в Министерство просвещения, и меня направили в столицу республики — учился и тренировался в интернате с ребятами на год младше, а играл за команду постарше. Поселили меня в ту же гостиницу в военном городке Уручье, где жил потом уже игроком СКА.
— К большому городу привыкали трудно?
— С этим не было вообще никаких сложностей. Радовался тому переезду. Это был новый опыт жизни вдалеке от родителей. Стал самостоятельным. Все было чем-то схоже с последующим переездом за рубеж. Сначала немного ностальгии, а потом привыкаешь и живешь дальше.
— С делением на городских и «колхозников» в Минске столкнулись?
— Нет. Хотя Леонид Иванович Бразинский, ассистент Спартака Мироновича в минском СКА, пару раз подначил: мол, благодаря переезду из колхоза в Минск я научился переходить улицу. Но мне больше запомнилось деление на «молодых» и «старых» уже в армейском клубе.
— За СКА вы заиграли в 20 лет. Сложно ли было вписаться в тот коллектив опытных звездных мужиков?
— Поначалу мы с брестчанином Юрой Карпуком играли за армейский дубль, к основе нас не подпускали. А после первого курса института физкультуры переселили в Уручье. Вот с этого все и началось. С основной командой стал работать в 86-м, а через год уже полноценно играл в чемпионате Союза.
— Признавайтесь, на танцы из офицерской гостиницы убегали?
— Нет, танцев не было. А вот пиво иногда пили. Что еще было делать?
— Наказывали?
— Если ловили с поличным. Обычно после «залетов» отправляли на воспитание в казарму. Кстати, туда же всю спортроту почему-то подтягивали к праздничным датам. В нашей казарме числились на постое 365 человек: кроме гандболистов, были и шахматисты, и борцы, и боксеры. Когда праздники заканчивались, все разъезжались и оставались десятка четыре человек.
Помню, после какого-то казарменного ЧП начальство не стало искать виноватых — досталось всем. За всю службу я трижды ходил в наряды, и все они пришлись на тот случай. Дежурил на кухне, где чистил картошку, а потом охранял стрелковый тир и автопарк, представленный одним сломанным автобусом.
— Довелось ли отведать знаменитых «тапочек», которыми «деды» СКА оформляли прописку в команде молодого пополнения?
— В моем случае все было куда гуманнее. Самые молодые в команде по традиции доставляли на тренировки и игры сетки с мячами. И вот в 1986-м меня взяли на тур высшей лиги чемпионата СССР в Каунас. Там в торжественной обстановке вручили эту почетную ношу.
Но именно в Каунасе случился памятный матч против ЦСКА, который был проигран с оглушительным счетом 20:40! После игры наш капитан и вратарь Толя Галуза при всех объявил: «Миша, мячи ты больше не носишь. И чем дальше ты от них будешь, тем лучше». Вот так я в роли носильщика себя исчерпал.
А «тапочки»… Был случай уже в 1988-м году, в Астрахани. Мы с Юрой Карпуком и Сашей Миневским играли в гостинице в карты. И вот в номер зашли старшие во главе с Галузой. Они хотели одолжить у нас колоду. Важно заметить, что было это в час ночи. И, застукав нас за таким нарушением режима, аксакалы решили заняться воспитанием. Прописали эти самые «тапочки» — подошвами кроссовок по известному месту. Причем наказывать мы должны были друг друга сами. Первым прилег я, а Карпук подошел и сказал: «Извините, Михаил Иванович!» Замах там был грозным, а удар — пук. Старшим он не понравился, так что самому Юрке досталось по заднице уже прилично.
— И часто случалось подобное?
— На моей памяти этот был единственный раз. Хотя я попал в СКА уже в пору «расцвета цивилизации». По рассказам двух Александров — Тучкина и Малиновского, которые меня на три года старше, они свое получили.
— Слышал от Малиновского, что одним из самых жестких и строгих к молодым игрокам в СКА был Юрий Шевцов. Как-то не вяжется это с теперешним интеллигентным образом Юрия Анатольевича.
— Наверное, плеяда Малиновского «чудила» круче нашей. А мне в отношениях со старшими постоянно везло. Саша Мосейкин, у которого было прозвище Дед, меня опекал и «крышевал». И Юра, кстати, поддерживал. Мы же с ним земляки — он тоже из Слуцка.
— А правда, что однажды на тренировке Малиновский так отоварил вас локтем, что пришлось делать операцию на… языке?
— Было дело. В тот день в армейском спорткомплексе давал концерт Розенбаум, и нас отправили тренироваться в зал «политеха». В конце тренировки был баскетбол по гандбольным правилам: поиграйте полчаса — и поедем на концерт.
И в одном эпизоде под кольцом я так раскрыл рот, что туда поместился Санин локоть. Он двинул им так, что я глубоко прокусил язык. Наложили, кажется, пять швов, и дня три я принимал пищу исключительно в разжиженном виде.
— А еще слышал, что вы слыли самым сильным в СКА картежником.
— Ну почему? Мы обычно играли своей небольшой компанией, о которой уже говорил: Карпук, Миневский и я. Чаще всего это были храп или преферанс. Старики подключались лишь иногда.
— Какую самую крупную сумму подняли за картами за время гандбольной карьеры?
— Мы же не были профессиональными картежниками, чтобы играть на большие деньги. Помню, что после победы в Суперкубке ЕГФ в 89-м над немецким ТУСЕМом нам дали хорошие призовые — по полторы тысячи марок. В итоге Саша Миневский купил нам с Юркой по кожаной куртке. Вот это и был мой самый большой выигрыш в карты.
Но в принципе ради денег мы не играли — просто хотелось хорошо провести время. Деньги были лишь небольшим стимулом, чтобы не просто так бросать карты на стол.
— С кем играть было всего интереснее?
— С Миневским. У Сани была подпольная кличка Герой. Любил поиграть, так сказать, на героизме и риске, а мне нравилось его побеждать.
Но помню, будучи подростком, как-то сел играть со старшими, и меня обули. Оказался должен Саше целых десять рублей. Пять рублей у кого-то выклянчил, а пять Сашка мне простил. Кстати, в тот день мы с ним и познакомились.
— Минский СКА тех времен — тотальная тренировочная пахота на площадке и в тренажерном зале. Признайтесь: что больше всего не нравилось вам на тренировках у Спартака Мироновича?
— Как ответить? В принципе я к любому заданию относился спокойно и адекватно. Но у меня было такое озорное обыкновение — выполнять упражнения не до конца. Ко мне даже массажиста Сашу Жиркевича специально приставляли, и он считал вслух мои повторения. А для меня такие недоделки были своего рода выбросом адреналина.
И все-таки вспомнил, что больше всего не любил — подтягиваться и отжиматься. Руки были хиленькими. Подтягивался не больше раза, а на канат вообще ни разу не залазил.
— Вспоминая ваш мощный бросок, в слабость рук не могу поверить.
— Так ведь в броске задействована не только от рука, но еще и спина, ноги. С ними у меня проблем не было, а вот ручки были реально чахлыми. Талант Дуйшебаев, к примеру, легко выжимал больше сотни килограммов, а я к таким весам никогда не подходил. 96 кэгэ — это был мой максимум.
Кстати, сын в меня пошел. Ваня дзюдо занимается, так на одной тренировки я заметил, что к канату он подходит очень нехотя.
— Небось и дистанцию на кроссах срезали?
— Конечно. Бежишь на природе, никто тебя не видит — и как же не срезать половину?
— Вас ловили на этом?
— Уже в Испании, в «Теке». Выбежал из-за кустов и нарвался. До этого в команде был тренер, который за нами особо не следил. А новый решил пройтись по трассе и сразу встретился со мной. Он, конечно, сильно удивился. Пришлось сказать, что болит нога и бежать трудно.
А еще как-то в Раубичах, срезав путь, влетел в какую-то колючую проволоку. Разодрал ноги и подумал, что лучше было бы бежать, как все.
— Кто был в СКА главным режимщиком?
— Жора Свириденко. Это пахарь. Он относился к работе серьезно. Старики во время кроссов сзади держались, а Жорка с Костей Шароваровым всегда были первыми. Поэтому компанию им не составлял. Я всегда был в золотой середине. Если бы бежал быстрее, то и нагружали бы больше, отталкиваясь от твоего максимума.
— Самое яркое впечатление начала армейской карьеры?
— Вот те самые 20:40 от ЦСКА в Каунасе — мой первый официальный матч за команду. Кстати, недавно гостил в Польше у Сашки Малиновского. Мы вспомнили тот матч, и у нас даже вышел небольшой спор.
Говорю: «Саша, это была моя первая игра за СКА. Неужели ты мне не веришь?» А я, к слову, спорю лишь тогда, когда уверен в своей правоте хотя бы на 95 процентов. В итоге зарубились на банку пива и стали звонить журналисту Сереге Новикову. Он сверился со своими талмудами и официально подтвердил факт моего дебюта. Но те памятные цифры 20:40 событие, конечно, сильно омрачили.
А самые приятные воспоминания той поры — о победе над гданьским «Выбжеже» в финале Кубка чемпионов в 1987-м. Это было реально круто — СКА тогда впервые завоевал тот трофей. Кстати, мы жили в Польше в казарме одной из советских частей, а после матча командующий Белорусским военным округом прислал за нами свой самолет.
В Гданьске была неплохая команда, там играли Даниэль Вашкевич, Богдан Вента, весь костяк национальной сборной. Но для нас все прошло довольно гладко, без запар. Мы выиграли и дома, и в повторном матче. Самым сложным в том розыгрыше получился полуфинал против ТУСЕМа — с ничьей в гостях и нашим перевесом в мяч в Минске.
— А легендарное финальное противостояние со «Стяуа» в 1989-м вспоминается?
— Не так ярко. В Бухаресте уступили шесть мячей, а дома повезло — выиграли четырнадцать.
Кстати, в будущем, играя за «Сан-Антонио», побывал в ситуации зеркальной. В первом финальном матче Лиги чемпионов мы выиграли в 2003-м году у «Монпелье» с юным Карабатичем восемь мячей. После игры подумал, что сохраним нужную разницу в любом состоянии, даже если выйдем играть навеселе. Но в гостях получили двенадцать…
— В начале 90-х годов игроки СКА массово разъехались по Европе. Многие — в Германию, чей чемпионат считался тогда самым мощным. Почему туда не уехали вы?
— Честно говоря, никогда не хотел играть в Германии. Эта страна очень педантична, ее уклад не по мне. Испания больше по душе.
— Откуда было первое зарубежное предложение?
— Из французского «Нима». А чуть позже — из «Теки». Но все же выбрал тогда, в 92-м, испанский маршрут.
— Предложение от испанцев было выгодно и СКА?
— Сумму трансфера называть не буду. Мне ее озвучил потом босс «Теки» Хосе Антонио Ревиль. Но скажу, что СКА получил за меня действительно немало.
handballfast.com
Источник: hand-ball.ru